кажется, еще вчера я тупо сидел на порожках, созерцая бесконечную сцену из жизни насекомых: большой черный жук кружил по нижней ступеньке, а недалеко от него пробегало что-то круглочерное. наверное, паук. почему-то мне кажется, что это повторялось несколько раз.
было около одиннадцати. я не смог поехать за гробом с отцом - не было места в машине. поэтому я так и сидел на порожках. иногда что-то относил и приносил. обмыли они его сами. и одели тоже.
а я боролся с безразличием и страхом одновременно. потом я понял, что это был обыкновенный шок.
приходили люди. прямо ночью. помогали. а я сидел. как дурак.
остановился, проходя мимо, перед дверью в дом. на ступеньке стоял мешок с чем-то.. с песком?
- а зачем мешок?
- не знаю.. где-то был.. - мама вспомнила и всхлипнула, - а.. это ноги.. выпрямить не могли
на следующий день обнаружил, что улетаю, болит горло и вообще разбит. с 7-ми утра готовили дома. с 8-ми начали подтягиваться люди. отец и мать с тетей улаживали дела с копанием могилы, венками, обедом... а я не мог заставить себя выйти из дома. а уж зайти в соседний, всего в паре метров.. нет, не смог. долго не мог.
похороны на четыре часа. я промаялся до часу, потом вдруг заснул сидя, чего со мной не случалось очень давно. помню, мама, увидев это, подложила мне подушку, и я наконец заснул в нормальном положении. потом меня тронули за плечо. пришла тетя лена. у нее лживый характер, но почему-то она мне нравится. феномен. поэтому я даже улыбнулся, когда проснулся и сел. мама снова рассказала историю о том, как в одном ритуальном агенстве их выперли, потому что они купили ночью гроб в другом.
я повязал голову черной тряпкой и вышел наконец на улицу. там было тесно. пришли все. все, кого я хоть раз видел и кого не видел никогда. они почему-то спокойно разговаривали, иногда посмеивались чему-то. наверное, потому что похороны - не впервой. нашел бабушку. она была довольно весела, играла с мелкой (которой было пофиг на то, что дед умер и лежит в непонятном ящике). обе они меня удивили. я почему-то думал, что бабушку это поразит до слез, что мелкая будет все время реветь от страха. а они ничего. ну круто же.
я пошел к своим насижанным порожкам. помялся там в толпе. я хотел зайти к нему. скоро ведь выносить, больше времени тянуть нельзя. я хотел и не мог. мама позвала меня туда за какой-то мелочью. иногда мне кажется, она просто читает мои мысли и все. теперь было оправдание (непонятно, правда, перед кем и зачем вообще..). я сел в изголовье. бабушка, тетя, татьяна, наташа и еще какая-то тетка сидели вокруг него. болтали живо о чем-то. о детях, смерти их родителей. бабшка и тетя лишь молчали.
и я молчал.
волосы были черные, я не заметил седины. только щетина пестрела серобелыми пятнами. лоб был ровен, лишь по две глубокие складки у уголков рта выражали известное чувство. кожа приятного желтоватого оттенка. горбинка на носу. красная рубашка в полоску. та самая, на которую он мне указывал, когда бредил. просил достать оттуда деньги, но на ней нет карманов.. так что я даже не смог подыграть.
именно так, сверху, с прямым видом на горбинку на носу, я видел его в последний раз. за весь этот сумасшедший день у меня так и не было возможности взглянуть с другого ракурса. странное стечение. только горбинка на носу.
полтора километра пешком подле гроба. опять тот же ракурс. солнце палило сильнее, предсмертно, предзакатно.
почему-то именно в этот момент я подумал: а ведь нос-то у меня, наверное, все-таки его..
подошли к свежей яме. серая сухая земля. тонкий белый меловой слой.
встали почти рядом с ним. впереди всех. они стали подходить и целовать его в лоб. маме было страшно. я перестал слышать. они целовали и отходили.
я остался один посреди пустого места. рядом. запястье ломил собственными же пальцами. кажется, предательски шмыгнул носом. я не мог сойти с места. и страшно тоже не было. по крайней мере, мне бывало и страшнее. намного. а сейчас.. это было что-то странное. я смотрел на него с ужасом. эта дурацкая бумажка на лбу. справа почти вслух сказали "смотри-ка [отец] и [я] не подошли совсем". не помню, как она нас назвала. но я так и не попрощался. рабочие как-то быстро сказали "все? все?", и не дождавшись ответа накрыли его.
заколотили. пронеслось заведомо лупое "ему же там нечем дышать". опустили. мама дернула меня ближе. было непонятно. неприятие. сзади наташа так вовремя прошептала "ты должна кинуть туда три горсти земли". я нагнулся. кажется, это было самое неуклюжее действие на счете. как я не упал, кидая землю на его гроб?.
мама промямлила что-то про помощь бабушке. я уцепился за ближайшую бабушку. она схватила меня за руку так, будто это мне нужна была помощь, а не ей. появилась тетя лена. быстро увела нас к скамейке, растерявшихся, выскочивших внезапно из толпы.
закапывали, складывали венки без меня. кажется, я тогда не моргал. почему-то у меня осталось такое впечатление.
потом поехали в столовую. глупый, короткий обед-ужин. зачем-то просто пришли, быстро поели и ушли. дома я не помню.. кажется, я забывался в доброй книжке. и все же мне не жаль по-настоящему деда. нет, это не жалость и не грусть, не тоска снедает сейчас меня, когда я об этом думаю. но что-то неизменно тяжкое, жгучее.
что-то рвет своей тяжестью мышцы в груди, на которых стоит. скоро прорвет, прожжет и мягко плюхнется на кишки.